Тайна Жизни - Страница 26

Она храбро выдержала его взгляд и отвернулась. Он заметил слезу на ее длинных ресницах. Тогда он понял. Понял и испытал радость, смешанную с горечью от сознания тех препятствий, которые его рассудок нагромождал между ним и ею. Он не нашелся и ничего не ответил. Только еще нежнее сжал горячие руки. Охватившая их грусть не вылилась в слова. В наступающей ночи они молча прислушивались к биению сердец.

Вместе с возвращением сил Жан Лармор испытывал потребность их растратить. Он уже ходил без трости и в присутствии Алинь забавлялся тем, что ворочал огромные камни, которые он отшвыривал далеко от площадки, — для того, чтобы размять мускулы, — говорил он. Со дня на день их прогулки в лес делались все продолжительнее. Или они отправлялись к Жюльену Мутэ, который построил себе хижину у подножья скалы, где он занимался ужением. Там же он брал уроки негритянского языка, когда начался сезон дождей.

Алинь не видела старика негра со времени отъезда ученого и искательницы приключений, и экскурсия создалась совершенно неожиданно. В широких местах тропинки они шли рядом и обменивались незначительными фразами, как товарищи, которыми они старались быть и оставаться по какому то молчаливому соглашению. Они даже не испытывали злобы к судьбе. Если они рано или поздно расстанутся друг с другом. Он — для того, чтобы снова окунуться в свои приключения, она — чтобы вернуться к своим книгам и ретортам, они сохранят друг о друге хорошие воспоминания, может быть, нежные, — вот и все; это будет восхитительный сон, о котором еще вспоминаешь в минуту пробуждения, но который должен в конце концов затуманиться и совершенно потонуть в бездне забвения...

— ...Знаете эти джунгли просто смешны. Я хотел бы вас повести в настоящий девственный лес, где деревья так часты, что посредине дня там полная ночь, а какие деревья. Десять человек не обнимут их ствола, взявшись за руки и составив цепь.

— Как там должно быть хорошо! Неужели вы ничего не боитесь в этих огромных лесах?

— Нет, не боюсь. Там себя чувствуешь так, как будто пред тобой глубокая тайна. Есть леса, по которым можно ходить месяцы и годы и не дойти до конца.

Ствол, лежащий поперек тропинки, задержал молодую девушку, шедшую впереди... На этом месте когда то она уверяла Шарля Зоммервиля, что пожертвует науке любовью. Печальное воспоминание! Теперь измена ученого казалась ей менее гнусной, и ее собственная слабость выдвигала власть сердца над рассудком, власть пылкой страсти над холодным разумом.

— Помочь вам, мадемуазель?

Тем же жестом, как тогда Зоммервиль, он вежливо поддержал ее за локоть, в то время, как она подымалась на огромный ствол.

— Вы легки, как перышко. Мне кажется, вы созданы для приключений в тех огромных лесах. Вы были бы совершенной дикаркой, если б продеть вам золотое кольцо в носу.

Она, повернувшись к нему лицом, разразилась смехом, но вдруг крик ужаса сорвался с ее уст:

— Ах! Осторожно, осторожно!..

Он инстинктивно отскочил в сторону; все остальное произошло с молниеносной быстротой. Из дупла дерева вылезла небольшая змея. Она свернулась спиралью, высоко подняла голову и была в полной боевой готовности. Вот-вот вытянется она и укусит. Не дав Лармору опомниться, Алинь бросилась к змее и растоптала ее своими каблуками. Он смотрел на нее с восторгом.

— Вы знаете, немного мужчин вели бы себя так храбро со змеей, укус которой смертелен.

Ее бледное лицо осветилось улыбкой.

— Я боялась, что она бросится на вас.

Они продолжали путь в молчании. Шагов через двадцать она услышала позади себя его слова:

— Вы отважны, мадемуазель Алинь. Отважны в опасности! Вы необыкновенная женщина!

Она не отвечала. В ее душе пела опьяняющая песня...

С верхушки скалы они увидели Жозе-Марию и его животных и остановились, восхищенные зрелищем. Обезьяна, сидя на спине старика, нежно перебирала его длинную шевелюру. На груди у негра приютилась обезьяна-мать с маленьким детенышем и грызла колос маиса, который она защищала ловкими движениями от жадных агути. Птицы в бархатном и золотом оперении цеплялись за босые ноги старика, который, качаясь, беспрерывно напевал однообразную песню.

— Какая чудесная картина, не правда ли? — прошептала она.

— Этот негр велик и добр. В доброте истинное величие и истинная красота, — серьезно сказал он.

Изумленная она обернулась к нему и сейчас же лицо ее засияло — ее изумило, что человек с его воспитанием так просто и ясно высказал такую возвышенную мысль. Она гордилась и радовалась этому открытию.

— Вы выражаетесь, как поэт! — сказала она.

Он рассмеялся смехом, от которого разбежался весь зверинец.

— В первый раз мне делают подобный комплимент. Вы мне вскружите голову.

Разминая свои обессиленные ноги, Жозе-Мария с трудом поднялся с обрубка, чтобы собрать разбежавшихся животных. Его взгляд переходил с молодой девушки, выкладывавшей из корзинки провизию, на моряка. Жан Лармор разобрал некоторые слова, сказанные стариком.

— Насколько я понял, мадемуазель, ваш старый друг думает, что мы супруги. Не правда ли, это интересно?

Она усмехнулась и опустила глаза на скамейку чтоб скрыть краску, залившую лицо. И тем же неестественным тоном он снова перевел мимику и жаргон старика.

— Что он такое говорит? Он меня уже знает... Вы ему говорили обо мне? Теперь я понимаю, почему он нас поженил.

Она, улыбаясь, прошептала:

— Это простой человек.

Старик принялся есть, отдавая лучшие куски Дику. Раньше, чем вкусить вино, принесенное ему, он пролил небольшое количество на землю для мертвецов и перед каждым глотком возобновлял этот обряд.