Тайна Жизни - Страница 19

К оглавлению

19

Укрепив на плече свою ношу, то переплывая, то обходя рифы, он приблизился к скале и вот, наконец, схватился за конец веревки, которую ему бросали много раз. Наконец он на земле, оглушенный приветствиями. Он спотыкается. Все руки протягиваются, чтоб поддержать его. Он благодарит одним словом, и это слово — французское. Пытается улыбнуться, но силы истощились. Хриплый звук вылетает из груди. Вот он покачнулся, готовый выпустить свою ношу, которую Жюльен вместе с мулатом подхватывают и тихонько кладут на землю. Взволнованный Шарль Зоммервиль протягивает руку потерпевшему.

— Какое мужество! Я никогда не видел такой трагической картины!

— Позвольте мне вас обнять, друг мой! — воскликнул миссионер. — Мы переживали вместе с вами всю эту борьбу со смертью.

Поборов свою нерешительность, Алинь подошла, и ее энтузиазм выразился в пылких словах:

— Какое в вас было величие! Вы герой! Какая безумная преданность! Вырвать женщину из рук такой ужасной смерти. Как это красиво.

— Ваша жена, — заявил ученый, — может гордиться вами!

Молодой человек изумленно взглянул на них. Он сбросил с себя усталость, тихонько отклонил миссионера, готового поддержать его, и, вытирая рукой струйку крови на гладком лице, спросил:

— Моя жена? Моя жена?

— Как! — произнесла Алинь в изумлении.

— Как! — повторил Зоммервиль: — эта особа... Молодая женщина...

— Я даже не знаю ее имени, — сказал моряк, пытаясь улыбнуться.

— Это богатая дамочка; да, как видно, богатая. Она по-царски заплатила за проезд в моей лодке. Я посадил ее сегодня утром, чтобы довезти до... Простите!

Бледный, но все еще сохраняющий самообладание он не переставал улыбаться, но ноги подкосились, и он упал бы, если б священник и ученый не поддержали его.

— Обморок, — сказал отец Тулузэ. — Серьезных ран нет, только поверхностные царапины. Он скоро придет в себя.

— Состояние молодой женщины гораздо серьезнее. У нее несомненно асфиксия. Надо о ней позаботиться.

Все они направились к женщине, оставив Алинь возле недвижного тела моряка. Она опустилась на колени и, быстро согнав песок к одному месту, приподняла голову, устроила ее повыше, потом спустилась к морю, желая намочить платок в воде.

— «Богатая дамочка» — эти слова все еще раздавались в ее ушах, и она возмутилась какой-то мыслью, которая способна была пересилить ее волнение. — Для героя он выражается несколько вульгарно... — Снова опустившись на колени, она обмыла кровь со лба и с тела молодого капитана.

— Бедняга... Но, кажется, ему лучше.

Надоедливая фраза начинала ее преследовать. «Кажется, богатая дамочка». Какая нелепость! Чтоб отогнать это от себя, она принуждала себя вызвать в воображении картину трагического сражения: разнузданную стихию, акул, пожирающих на ее глазах людей, героя, так самоотверженно спасающего спутницу.

— «Он даже не знает ее имени»! — Она возмутилась своим собственным педантизмом. Неужели, грубый язык моряка может набросить тень на красоту его подвига? Что за мелочность!

Подымаясь с берега и выжимая платок, который она снова намочила, она внимательнее остановилась на бледном лице, начинавшем оживать. Черные волосы обрамляли широкий лоб и тонкие правильные черты. Под золотистым загаром лицо его напоминало античную статую. Под белой кожей виднелись мускулы атлета... Она странным образом теряла свою волю. Растерянная, она оперлась о скалу, подстерегая на лице моряка возвращающуюся жизнь...

Глава VIII.
Симптомы и прелюдии.

Несмотря на утомление, вызванное двухдневным ухаживанием за потерпевшими, Алинь проснулась вполне бодрая и в хорошем расположении духа. С утра до вечера она бегала из одной комнаты в другую, распределяя лекарства и хинин, записывая температуру под руководством аббата, который обладал солидными знаниями в медицине. Еще этой ночью, прежде чем уйти к себе, она перевязала раны моряка. Они воспалились, но миссионер не выразил никакого беспокойства: каждая царапина, причиненная живыми кораллами, представляющими собой колонии организмов, сопровождается воспалением.

— Два-три дня отдыха, и наши больные встанут на ноги, но пройдут недели и даже месяцы, раньше чем раны моряка вполне зарубцуются...

Слова аббата звучали еще в ее ушах, и она не старалась разобраться радует ее или печалит перспектива ухаживать за раненым еще несколько недель. Конечно, она не могла не сознаться себе в том, что находит его симпатичным. Его мужество и самоотвержение окружало его ореолом, который внушал ей уважение и восторг. Но она находила множество причин для того, чтобы эта симпатия не превратилась в дружбу.

— Он славный малый, — заключила она свои мысли, принимая обычный душ.

В промежутках между приступами лихорадки она собрала несколько кратких сведений о его жизни и планах. После пятилетнего плавания в военном флоте, где получил офицерский чин, рожденный на диком берегу Морбигана, там, где океан — великая ненависть и великая любовь, Жан Лярмор уступает желанию броситься головой в приключения, уезжает в Венецуэлу, зарабатывает несколько тысяч франков на службе компании экспорта кофе, делается независимым, покупает шхуну и плавает вдоль Венецуэльского берега у Малых Антильских островов.

В тридцать два года он уже, казалось, был на пути к богатству, и вдруг эта катастрофа. Несмотря на свой опыт, он попадает во власть стихии, справиться с которой не дано человеку. Все его богатство погибло. Плоды пятилетнего труда и борьбы с опасностью.

— Пустяки, начну сначала, — говорил он: — я молод и силен.

19