Ей опротивела тяжелая атмосфера салона, в который буря загнала пассажиров и продержала взаперти целых три дня; она расстегнула свое пальто, взбежала вверх по ступеням, чуточку поколебалась перед дверью, потом подняла воротник и, крепче завязав шарф, решительная и готовая пренебречь ледяным ветром, качкой и брызгами волн, вышла на палубу парохода, который кидало из стороны в сторону.
Воздух опьянил ее. Привыкшая с юности разбираться в точных научных фактах, она попыталась анализировать свое необъяснимое ощущение, но кровь билась в висках, и она опустилась на скамейку, отдаваясь мягкому опьяняющему воздуху.
— Как хорошо, мадемуазель, — сразу чувствуется, что мы сегодня ночью вошли в тропики.
Так поделилась с ней приятной новостью старая горничная, подававшая ей каждое утро в каюту первый завтрак.
— Неправда ли, мадемуазель, как хорошо выехать из Сен-Назера зимою и очутиться здесь в разгаре лета.
— Да, это приятный сюрприз, — согласилась путешественница и с улыбкой кивнула ей головой.
Улыбка не сходила с ее лица, но получила другое выражение: она, женщина науки, обязана неграмотной женщине объяснением причины своего недомогания, кроющейся в смене естественных явлений. Беспомощность парижанки перед такими простыми вещами ей показалась смешной. Она развязала шарф, расстегнула пальто и раскрыла книгу, лежавшую у нее на коленях.
Читать совершенно не хотелось. Под прояснившимся небом поднималась безбрежная темная зыбь, бешеные судороги бури сменились мягкой ритмичной волной, баюкавшей судно. Палуба оживилась. Пассажиры выходили из своих кают, в которых поспешно сменили зимние костюмы на летние. Некоторые из них, проходя мимо молодой девушки, почтительно и приветливо поднимали шляпы. Она с интересом прислушивалась к обрывкам разговоров.
— Недурна, что? Только несколько велика для меня...
— Красивая особа, но изображает из себя не то старую деву, не то учительницу...
— И совершенно недоступна, дорогой мой. Я нащупал почву — ледяная глыба.
Матросы натянули брезент над палубой, и опытные пассажиры объясняли новичкам:
— Мы, как видно, недалеко от Антильских островов!
— Да, теперь остерегайтесь солнечного удара!
Гонг позвонил к завтраку; все весело направились к лестницам, когда вдруг кто-то закричал:
— Пароход! Пароход!
В однообразном течении дальнего путешествия малейшее явление вырастает в событие. Пассажиры, точно банда школьников, бросились к перилам и жадно впились глазами в указанную точку. Девушка, поднявшаяся со скамьи, чтоб присоединиться к этой группе, уронила с колен книгу.
— Разрешите, мадам?
Молодой человек предупредительно поднял книгу. В ее благодарности прозвучала легкая насмешка, потому что она узнала в нем одного из собеседников, диалог которых долетел до нее. Он успел прочитать заглавие книжки и шутливо извинился.
— Это нескромно, но я узнал бы эту книгу на расстоянии в сто метров, по одной только ее обложке. Это — американское издание сочинения Осборна «Происхождение и Эволюция Жизни» — произведение, которое не часто увидишь на улице или на пароходе. Однако, на этом судне есть два экземпляра этой книги: мой и ваш. Неправда ли, любопытное совпадение?
— Совершенно верно.
— Можно мне, уж до конца оставаясь нескромным, прибавить еще один вопрос, единственный? Но, пожалуйста, не считайте себя обязанной...
— Говорите, — весело поощрила она.
— Видя эту книгу в ваших руках, я, кажется, логически могу заключить, что вы занимаетесь биологией.
— Это нетрудно угадать.
— Но это еще не тот вопрос, не настоящий. Я хотел бы знать...
Он не решался договорить, боясь сделать непростительный промах. Оба были почти одинакового роста и одинакового возраста — не больше двадцати пяти лет. Несмотря на открытую улыбку несколько полных, но хорошо очерченных губ, открывавших прекрасные зубы, спокойный взгляд ее серо-голубых глаз, прямо устремленных в его глаза, импонировали ему. Отступая от приготовленного вопроса и, подыскивая уловку, он погладил свои откинутые назад волосы и длинную шелковистую бородку и, наконец, решился.
— Я позволю себе спросить, мадам, — слышали ли вы когда-нибудь об острове Пьедрада?
Она даже не успела ответить. Изумление, которое он прочел в ее глазах, сказало ему все, и он весело одним духом проговорил:
— Так и есть! Вы, мадемуазель Алинь Ромэн, кандидат наук, лауреат Пастеровского института, дочь лаборанта в Коллеж де Франс и отправляетесь в качестве секретаря к одной таинственной особе, которая известна мне под именем доктора Шарль, живущего на пустынном острове настоящим Робинзоном. У нас имеется своя полиция, мадемуазель.
Она, смеясь, выслушала его тираду. Но во второй раз гонг ударил к завтраку, и она успела только сказать:
— Моя полиция не так хорошо организована, как ваша, но вы, конечно, лаборант, которого Дютайи разыскивал для доктора Шарля.
— Жюльен Мутэ, мадемуазель, ваш покорный слуга и будущий товарищ по одиночеству на острове Пьедрада! Да, Дютайи, бывший мой профессор и друг вашего покойного отца, пригласил меня... Проходите, мадемуазель.
И, спускаясь по лестнице, он сказал шутливо:
— Как жаль, что две недели путешествуя на одном пароходе мы глазели друг на друга, как две фарфоровые собачонки и познакомились только за два дня до приезда. Я вас принимал за англичанку, а вы?